Шедевры каргопольской иконописи на выставке в Российской академии художеств

В этом партнёрском проекте основную роль играют фондодержатель всех шедевров — Государственное музейное объединение «Художественная культура Русского Севера» (Архангельск) и отметивший недавно вековой юбилей Всероссийский художественный научно-реставрационный центр имени академика Игоря Грабаря.

Специалисты последнего вернули к жизни подавляющее большинство выставленных памятников (об основных достижениях, с которыми в этом учреждении встретили круглую дату, читайте в материале: В огне не горят, в веках не тонут // ЖМП. 2018. № 10). PDF-версия

Но и Академия художеств в данном случае выступила отнюдь не только как выставочная площадка. Именно с этого общественного института начался интерес к древнерусской иконе в современном его понимании: в 1863 году его академик и коллекционер Василий Прохоров († 1882) учредил древлехранилище, расположенное на 3-й линии Васильевского острова в Санкт-Петербурге. Позднее «прохоровское собрание» оказалось в Русском музее. Именно на его основе там формировалась богатейшая коллекция древнерусской живописи, вдохновлявшая таких всемирно признанных художников, как, например, привлечённый к росписи Храма Христа Спасителя Михаил Нестеров.

Новгородские истоки

Но когда каргопольское письмо зарождалось, Санкт-Петербурга ещё и в помине не было. Первыми из русских переселенцев онежские берега начали осваивать новгородцы. «Вплоть до XVII века православных церквей в этой местности было очень мало, и административно все они относились к Новгородской епархии, – говорит автор выставки – заведующая отделом древнерусского искусства ГМО «Художественная культура Русского Севера» доктор искусствоведения Татьяна Кольцова. – Оттого-то в самых древних из сохранившихся здешних икон явно прослеживаются узнаваемые черты новгородской живописи. Посмотрите на эту икону Божией Матери с Младенцем и пророка Божия Илии, датируемую второй половиной XV века. К сожалению, сохранилась она только фрагментарно. Но как по общей цветовой гамме, так и по особенностям композиции и рисунка можно с уверенностью сказать: это классический новгородский памятник. В наш музей его передали правоохранительные органы полвека назад. Икону милиция, в свою очередь, изъяла у «чёрных туристов» – заезжих гастролёров, варварски выломавших святыню из рамы. Когда наши сотрудники поспешили в Никольскую часовню в деревне Бухалово на Кенозере, недостающую часть лика Ильи Пророка они, увы, не нашли...»

Помимо захватывающего иконографического ряда, по которому можно прослеживать эволюцию письма каргопольских изографов на протяжении полутысячи лет, в этой экспозиции можно усмотреть ещё и скорбный памятник нерадению о собственном культурно-историческом наследии, повсеместно наблюдавшемся в советскую эпоху. Деревянные церкви с прохудившейся кровлей заливало дождями и засыпало снегом, в каменных храмах устраивали гнездовья пернатые. В обоих сценариях первыми гибли иконы, и деятельность основателя этой музейной коллекции реставратора и исследователя Русского Севера Николая Померанцева иначе как подвижнической не назовёшь.

В ходе экспедиций по Онеге, организованных с 1958 по 1971 год под эгидой Государственной центральной художественно-реставрационной мастерской, ему удалось спасти сотни иконописных шедевров из сёл и деревень Ошевенское, Саунино, Лядины, Архангело, Бережная Дубрава, Астафьево. За последние десятилетия большинство их них прошли через руки специалистов Всероссийского художественного научно-реставрационного центра имени Игоря Грабаря и на публике выставляются впервые.

«Понравишься – и так отдам»

«У местных жителей в советское время иконы мы не покупали – просто потому, что те их не продавали, – продолжает Татьяна Кольцова. – Прибываем в экспедицию в село или в деревню, стандартный ответ таков: «Понравишься – и так отдам, а не понравишься – ничего не получишь!..» Иногда мне удавалось «понравиться»...» На всё Каргополье, по словам искусствоведа, тогда оставался единственный действующий храм в райцентре. В заброшенных же приходилось видеть штабеля руинированных икон, до которых у клириков, конечно, никогда не дошли бы руки. Часть священнослужителей понимала: им это сохранить не по ­силам, ­поэтому никогда не противились изъятию в пользу музея по ­официальным актам. Местное население при этом искренне радовалось: «Берите, а то ведь кто-то нарушит...» «Нарушить», по их выражению, могла и молния, и приезжавшие на летние каникулы дети, но чаще – собственная безалаберность и наплевательство.

«Вот, приезжаем в 1981 году на Кенозеро, – вспоминает Татьяна Кольцова. – Деревенский хранитель открывает часовню XVIII века, «небо» с иконостасом в дождевых подтёках. На самой часовне табличка «Охраняется государством», а рядом стоят рулоны руберо­ида. Спрашиваю старосту: «Отчего же крышу не покроете, чтобы хотя бы дождевая вода внутрь не попадала?» Он в ответ – со своеобычным чувством юмора: «Государево не трогаем!» Татьяна показывает фотофиксацию Николая Померанцева с зернохранилищем в селе Бережная Дубрава. Это церковь Рождества Богородицы. Если приглядеться, то на изображении можно увидеть икону Божией Матери Одигитрии со святителем Василием Великим, которую удалось перевезти в музей. Образ донёс до современности не только точную датировку – 1527 год, но и назидательную надпись: «поставлена на поклонение всех христиан».

Если в первых экспедициях Померанцев ориентировался на вывоз самых ценных древностей, созданных не позднее XVII века, потом стало очевидно: надо забирать всё, что можно, иначе иконы исчезнут безвозвратно. В экспозиции можно увидеть датирующийся рубежом XV–XVI столетий Деисусный чин из Никольской церкви в селе Астафьево. Сначала она осела, потом упала, потом её... разобрали на дрова. Рядом – ещё один Деисусный чин (Богоматерь и Иоанн Предтеча) из сложенной в 1665 году деревянной церкви Иоанна Златоуста в селе Саунино. Выставленная здесь же рама с житийными клеймами от образа святителя Николая располагалась в местном чине иконостаса.

«Музей намеревался сохранить весь иконостас как исторический комплекс, ведь в нём ценны не только иконы, но и каркас, и резные деревянные детали, и общее воспри­ятие памятника, – говорит Кольцова. – Увы, в итоге не удалось вывезти даже иконы всех ярусов: очередная экспедиция констатировала их гибель. Посмотрите на иконостас Покровской церкви в селе Лядины. Эту фотографию сделал сам Померанцев 60 лет назад, и ещё в 2000-х годах памятник можно было наблюдать именно в таком виде. Теперь – уже нет: в пожаре сгорело всё, за исключением отдельных икон».

Богоявленская церковь 1787 года на Ошевенском погосте в 40 км от Каргополя жива, сейчас это действующий храм. К сожалению, его состояние оставляет желать лучшего. Пару лет назад Архангельская областная прокуратура включила его в список гибнущих памятников деревянного зодчества, по поводу которых направила представление региональным властям. «Он не относится к приоритетным объектам, поэтому бюджетные средства на него не выделяются, – разводит руками заместитель губернатора, руководитель представительства Архангельской области при Правительстве РФ Елена Кутукова. – Мы изо всех сил боремся за сохранение росписи «неба» – уникальной работы XVIII столетия артели И. И. Богданова-Карбатовского. Мы уже обсуждали этот вопрос с реставраторами ВХНРЦ имени И. Э. Грабаря, более того, даже сумели согласовать с Инспекцией по охране памятников истории и культуры проект реставрации, сделанный на народные пожертвования! Люди вносили кто сколько может – от пяти до пяти тысяч рублей. Сейчас этот документ находится на утверждении в аппарате Министерства культуры».

Под иконы Богоявленской церкви пол­ностью отдан один из четырёх выставочных залов. Здесь демонстрируются практически сошедшие со столов реставраторов Деисусный (XVI век, с поздними поновлениями) и праздничный (последняя треть XVII века) чины иконостаса. Восстановление пророческого ряда завершается силами школы при Союзе реставраторов РФ, и есть шанс, что в рамках намеченного на апрель ежегодного Арктического форума в Архангельске публика наконец-то сможет увидеть ошевенский иконостас полностью. Его создание пришлось на эпоху расцвета каргопольской иконописи – когда она, опираясь на новгородские устои и, словно губка, впитав ростово-суздальские традиции, уже в границах Великого княжества Московского вбирала лучшее из работ изографов Первопрестольного града. Немного сковало развитие и окончательное оформление этого симбиоза Польско-литовское нашествие: враг сжигал здесь церкви, как, пожалуй, больше нигде на Руси. Но зато после его изгнания храмостроительство испытало мощнейший импульс: новые церкви по сёлам и деревням ставили, как правило, не поодиночке, а попарно, вместе с колокольней, создавая знаменитые онежские ансамбли-«тройники».

Эстафета образа

Внимательный читатель, возможно, успел удивиться: каким образом в ошевенской Богоявленской церкви 1787 года оказались чины из иконостаса одним-двумя веками старше?! Это обычная практика для Севера: деревянные храмы в здешнем климате редко жили дольше столетия, часто горели. Но их убранство прихожане бережно переносили в подготовленную к освящению новостройку, часто воздвигнутую на том же месте. «Северяне были очень привязаны к древним образам, даже при поновлении стремились сделать так, чтобы они выглядели «под старину», – продолжает рассказ Кольцова. – Посмотрите на эту «трёхрядицу» – большую трёхрядную икону из церкви в честь Богоматери Одигитрии в селе Малая Шалга. Храм 1834 года жив, а только что отреставрированная икона датируется третьей четвертью XVII века. Это фактически иконостас – только выполненный на большой единой доске для придела (как правило, компактного и тёплого). При пожаре люди из храма в первую очередь спасали храмовый образ и антиминс, а потом уж что получится. Именно поэтому на этой выставке так много храмовых образов. Икону «Огненное восхождение пророка Илии с житием» из Ильинской церкви в селе Задняя Дубрава (Плесецкий район) мы датируем рубежом XVI–XVII веков. Церковь неоднократно горела и перестраивалась, сейчас её восьмерик стоит без шатра. Этот храмовый образ помнит множество эпох...»

Похожая история и с иконой Николы Чудотворца из Никольской церкви села Астафьева, о гибели которой говорилось выше. Храмовый образ XVI столетия, как по эстафете, прошёл через несколько перестроенных церквей. И его нынешнее обрамление с подробным житийным циклом создано в XVII веке уже местным, а не новгородским мастером.

Несколько спасённых музейщиками памятников относятся к сравнительно редко демонстрируемым сегодня в публичном пространстве иконографическим темам и изводам – и оттого эта часть выставки особенно интересна. К примеру, из каргопольского Христорождественского собора происходит датируемая рубежом XVII–XVIII столетий икона «Поклонение Кийскому кресту». «Эта работа Кийского Крестного монастыря выполнена как парсуна, на холсте, оттого его было очень трудно восстанавливать, – замечает Татьяна Кольцова. – Здесь очень много серебра, и мастерам тяжело было справиться с его почернением, но в итоге всё удалось». На иконе мы видим само изображение семиконечного Кийского креста с предстоящими равноапостольными Константином и Еленой, Патриархом Никоном, Царём Алексеем Михайловичем и его супругой Царицей Марией Ильиничной.

Из того же собора происходят три небольших резных ангела (конец XVIII века). Деревянная полихромная резьба – отдельный мотив в ­каргопольском наследии. Её принял, благословив распространение по Русскому Северу таких ­объёмных икон, митрополит Новгородский Макарий, впоследствии прославленный Церковью в святительском лике. Возможно, благодаря этому подобное своеобычное проявление северного христианского искусства дошло до нас в более-менее значимых объёмах. Из памятников этого ряда на выставке демонстрируется также «Христос в темнице» из церкви на Куфтыревском погосте (конец XVIII – начало XIX века). «Конечно, в храмовом пространстве такой объёмный образ обычно помещался в глубокий киот, и молящиеся видели его лишь частично, и то в полумраке», – замечает Татьяна Кольцова.

Авторы выставки не могли обойти тему широко распространённых на Севере старообрядческих культурных традиций. «Из поморских экспедиций я дважды вывозила резные кресты с характерными для старообрядцев сложными аббревиатурами, символизирующими ту или иную священную фразу или евангельскую цитату, – продолжает Кольцова. – Местные жители часто ставили их в красный угол наравне с иконами. «Да и на карбасе не жалко с собой возить», – сказал мне один рыбак, продемонстрировав нечто вроде изготовленного кустарно ушка для подвеса. А местность между Выгом и Чаженьгой – вообще излюбленное место так называемого хождения староверов, чьи иконописцы там перемещались, зарабатывая себе на хлеб». Постепенно и местные мастера, рассудив, что они ничем не хуже, стали писать иконы для старообрядцев. На выставке можно найти интереснейший памятник из этого ряда – образ преподобного Макария Унженского с житием из Макарьевской часовни деревни Качикова гора. Средник её написал православный мастер, а клейма – старообрядческий, из Олонецкой губернии. «Желтоводского чудотворца в наших краях в древности почитали очень сильно. Неслучайно монахи Ошевенского монастыря ещё в 1640 году в лесной глуши на берегу Хергозера основали небольшую пустынь, посвятив её преподобному Макарию, и паломники стекались туда со всей округи», – говорит искусствовед.

«В службах епархиальных древлехранителей сейчас развёрнута весьма интенсивная работа по выявлению и сохранению архитектурного наследия, находящегося у Церкви в пользовании. В то же время, что и как делать с движимыми памятниками, на местах не всегда понимают, – резюмирует заведующий отделом программ Патриаршего совета по культуре Александр Парменов. – Многих приходится учить видеть красоту и ценность даже в позднейших, как кому-то кажется на первый взгляд, иконах, чтобы уже нашим потомкам не пришлось спасать их остатки от полной утраты. Эта выставка учит бережному отношению к любым предметам храмового убранства – как священнослужителей с их помощниками, так и всех остальных».

Выставка открыта до 17 февраля. Адрес: Москва, ул. Пречистенка, 19

Митрополит Псковский и Порховский Тихон, председатель Патриаршего совета по культуре

Нечасто для столь широкой аудитории выставляются произведения православного художественного наследия Русского Севера. В большинстве своём эти работы не имеют установленного авторства: можно определить только время и место их создания. Вместе с тем каждый из художественных памятников, включённых в экспозицию, несёт на себе отпечаток личности мастера, являющийся выражением его благочестия, живым свидетельством его христианской веры. Отрадно, что для проведения выставки были объединены усилия ведущих музеев, художественных и реставрационных центров России. Такие совместные проекты не только становятся значимыми событиями культурной жизни, но и взаимообогащают самих участников, открывая перед ними новые перспективы сотрудничества.

Игорь Орлов, губернатор Архангельской области

Эта выставка – итог многолетних реставрационных практических и научно-исследовательских работ по сохранению наследия Каргополья – одного из главных художественных центров Русского Севера. Каргополье – былинный и песенный край. Именно сюда отправились в поисках редких этнографических типов и характерных северных пейзажей с древними церквами художники Иван Билибин и Игорь Грабарь. Культура Каргополья многолика и разнообразна, как и удивительна природа этого края. Вдали от крупных городов, больших строек и железных дорог Каргопольская земля смогла сохранить свой неповторимый облик. Среди всего разнообразия произведений живописи, представляющих северное письмо, искусство каргопольских мастеров занимает особое место. Сотрудники Государственного музейного объединения и реставраторы сохраняли церковное наследие Каргополья в сложных экспедиционных условиях.

Дмитрий Анохин. Источник «Церковный вестник»

Поделиться: