Сергей Степашин в эфире телеканала «МИР 24»: Ельцин до 1996 года и после него – это два разных человека
В этом году исполняется 90 лет со дня рождения Бориса Николаевича Ельцина. Каким человеком и политиком он вам запомнился?
Как и для всех, наверное, разным. Первый раз Ельцина мы все узнали и полюбили, я не побоюсь этого слова, когда он неожиданно на пленуме ЦК, посвященном юбилею Октябрьской революции, выступил с заявлением. Каким – никто толком не знал. Ходили разные ксерокопии, легенды и так далее. Но вот выступил человек, сказал правду о борьбе с коррупцией, привилегией и, конечно же, Ельцин сразу стал одной из самых популярных фигур в Советском Союзе тогда. Собственно и для меня тоже. Ну а потом уже личные встречи, когда я стал народным депутатом в мае 1990 года в Ленинграде тогда еще. Затем совместная работа в Верховном совете, ну и в правительстве естественно. С Борисом Николаевичем мы вместе достаточно плотно работали, начиная с мая 1990 года и до моей отставки в 99 году.
А человеческими качествами какими он обладал? Правда, что к своим подчиненным он никогда не обращался на «ты»?
Никогда не обращался на «ты», только на «вы» и никогда не ругался матом. Хотя из сана строителей вышел. Для меня это поразительно: строитель, не ругающийся матом – это уникальный случай в истории нашей страны. Это действительно так. Характер разный, как и у любого человека. Все зависит от обстоятельств. А так, конечно, человек достаточно сильный, мощный, знающий, что он делает. Особенно конец 80-х – начало 90-х годов. Борис Николаевич был разным, после болезни 96 года это была уже другая история, к сожалению. А в компании абсолютно доступный. У нас был президентский клуб, где мы встречались раз в неделю. Любил спеть песни, любил шутки, не любил хамства и не любил похабщины, кстати. Иногда кое-кто рассказывал ему похабные анекдоты, вы знаете, о ком я говорю. Борис Николаевич всегда морщился, как я сейчас помню. Вот это его такое качество. А так нормальный человек, прошедший большую школу. Кандидат в члены политбюро, на всякий случай.
А какие песни он пел? Какие любил?
Он любил русские народные песни. Особенно хорошо у него получалась «Эх, дубинушка, ухнем». У него был почти полубас и очень хороший слух.
Сергей Вадимович, в 1991 году вы проголосовали за ратификацию Беловежского соглашения, которое подписали Ельцин, Кравчук и Шушкевич. На ваш взгляд, почему Ельцин пошел на этот шаг? Ведь он понимал, что распадется большая страна и какие проблемы за этим последуют.
Во-первых, я не голосовал за Беловежские соглашения. Я в это время возглавлял Ленинградское КГБ, оно тогда называлось АВБ. По карточке моей голосовал другой человек, я ее оставил. Но это не оправдание. Тогда голосовал весь Верховный совет, и коммунисты, и антикоммунисты. Об этом можно долго рассказывать. На самом деле Советский Союз развалился после ГКЧП. Я вспомнил свой доклад Михаилу Сергеевичу Горбачеву. Я возглавлял Комиссию о расследовании КГБ в ГКЧП, меня назначил Ельцин и Горбачев тогда, рассказал Борису Николаевичу всю эту историю. Потом мой доклад был Михаилу Сергеевичу, он тогда еще был президентом Советского Союза. И он мне говорит: «Да вот, мы сейчас будем подписывать новый договор». Я говорю: «Михаил Сергеевич, Украина заявила о выходе из состава Советского Союза. Без Украины кому нужен этот договор?» Поэтому когда случилось ГКЧП, в первую очередь Украина пошла, а до этого еще и Прибалтика, так называемый парад суверенитетов. Это не просто заявление о независимости, как это сделала Россия в 1990 году, а выход из состава Союза. Поэтому Беловежские соглашения, к сожалению, зафиксировали уже то, что случилось – распад Союза. Другое дело что нужно было сделать. Это зафиксировать некоторые позиции в Беловежских соглашениях. Первое – единая валюта, второе – единый банк и третье – единые вооруженные силы. Этого не было сделано.
Для Бориса Николаевича решающим был и 1993 год, когда было противостояние с Верховным советом. Как вы думаете, почему ему тогда удалось удержать власть в руках, и помогли ему в этом личные качества?
Во-первых, 1993 год неоднозначный для меня лично. Я два дня во время и после указа 1400 находился в Белом доме, я возглавлял комитет [по вопросам обороны и безопасности Верховного Совета – прим. ред], хотя я был сторонником Ельцина тогда. Ушел только на третий день, когда меня назначили первым замминистра по безопасности. Тогда пешком ушел на Лубянку с портфелями совершенно секретных документов, успел все забрать с сейфов. Дело в том, что конфликт, который возник между Съездом народных депутатов и Ельциным, назревал давно. Мы это обсуждали с Шахраем, Бурбулисом и с другими активистами в декабре 1991 года после того, как не стало Советского Союза. Конечно, в 1992 году надо было проводить досрочные выборы и президента, и парламента, то есть Верховного совета съезда народных депутатов по старой Конституции. Ельцин был к этому готов. В 1993 году был проведен референдум «Да-да-нет-да» [Всероссийский референдум 25 апреля 1993 года]. Почему Ельцин выиграл? Безусловно, личные качества. Безусловно, позиция Черномырдина, его поддержали регионы, и я это знаю не понаслышке, а в Москве поддержал Лужков. Тогда была единая команда. Другое дело, что можно было обойтись без расстрела Белого дома, я в этом абсолютно убежден. Необходимости в этом не было.
Как вы думаете, тяжело ему далось это решение?
Тяжело. Я знаю, я участвовал в процессе, так как был первым замминистра безопасности. Я участвовал в процессе. Я ходил в Белый дом, я докладывал лично Ельцину. Поэтому я прекрасно знал всю обстановку. После того как произошел штурм Останкино и мэрии, когда были расстрелы. Никого не убили, но стреляли над головой одному из вице-мэров, как бандиты в фильмах. Конечно, после того, что произошло, было понятно, что все. Политически съезд Народных депутатов и Верховный совет потерял все шансы. Для чего нужно было стрелять по Белому дому, я не знаю. А то, что Ельцин чрезвычайно переживал, это объясняется тем, что он помнил 1991 год. Те же люди, хоть и большая часть Верховного совета после ГКЧП ушла в администрацию, что было большой ошибкой. Но все равно часть людей, которая находилась в Верховном совете – они защищали в августе 1991 года Россию и Белый дом. А здесь два года прошло и по этим людям открывают огонь. Это тяжело было психологически.
Помните фразу пресс-секретаря Ястржембского: «Президент работает с документами». Он правда работал с документами? Или, как говорят, он просто отдыхал?
Когда он работал с документами или отдыхал, меня рядом с ним не было. Поэтому ничего придумывать не буду. После 1996 года у него был сокращенный рабочий день. Давайте говорить откровенно, тогда Борис Николаевич побаливал, пять инфарктов. Я еще раз повторюсь – Ельцин до 1996 года, этих тяжелейших выборов, был один. А после 1996-го – был другой. Вспомните 1999 год, когда он прощается со страной, уходит с поста президента. Он был всего лишь на год моложе меня сегодняшнего.
Много было желающих занять его кресло, занять его должность? Устроить второй путч, например?
Нет, я не знаю, откуда это взялось. Во-первых, премьер-министром был Черномырдин до отставки. Виктор Степанович – человек порядочный, конечно, если бы в 1999 году были бы выборы, то он пошел бы на них. Но только бы в честной борьбе боролся за власть. А Евгения Максимовича Примакова вынуждали сказать, что он не собирается в президенты. Скажите мне, кто тогда мог бы взять и сказать: «Я вот сейчас стану президентом». Нет, не было.
Помните, было такое понятие «семибанкирщина»? Правда тогда олигархи имели влияние?
После 1996 года да, потому что это были очень тяжелые выборы, у Ельцина были нулевые рейтинги, 4-5%. И все же он сумел выиграть, потому что была огромная пиар-кампания сделанная. Конечно, были вложены деньги от тех олигархов.
Тогда же они убедили Ельцина изменить свою предвыборную стратегию. Как это получилось?
Конечно, в первую очередь сыграла пиар-кампания – телевизор, радио. Я помню эти удачные заставки телевизионные, актеры. Я думаю, что Геннадий Андреевич [Зюганов] прекрасно понимал, что бороться надо, но стать президентом после Ельцина было бы любому человеку крайне тяжело.
В 1999 году для всех россиян стало неожиданностью заявление Бориса Николаевича об уходе. Когда вы об этом узнали?
Для многих это было абсолютно неожиданно. Для абсолютного большинства, для 99%. Решалось это в очень узком кругу. Я считаю, что решение его было абсолютно правильным, потому что нужно было дать разгон Владимиру Путину. Он же пришел во власть совершенно неизвестным человеком, хотя из хороших и больших должностей. Во-вторых, вы видели, в каком состоянии был президент? Он действительно болел, что там говорить.
Для окружения Ельцина было ли неожиданностью назначение Путина преемником?
Смотря для какого.
Ну, для вас лично.
Я знал, об этом разговоры в августе были.
Волошин [Александр Стальевич, тогда руководитель администрации президента] вас тоже называл возможным преемником Ельцина.
Ну, Волошин называл, другие называли. А что теперь? Какой смысл это обсуждать, у нас есть президент, уже 20 лет как глава государства. Единственное, когда у меня спрашивают, как вы ко всему этому относитесь. Я всегда говорю, что вообще мне есть чем гордиться. Я сменил Примакова в качестве премьер-министра и ничего не рухнуло. А премьерскую власть передал Владимиру Путину и тоже ничего не рухнуло.
Источник: mir24.tv
