О незамеченном библейском источнике поэмы М. Ю. Лермонтова «Демон». С.А. Васильев

Васильев С.А.
Библейские и, в частности, ветхозаветные образы характерны для творчества М. Ю. Лермонтова [1], для его лирики, драм, прозы и поэм, являются неотъемлемым компонентом его художественного стиля. И. Б. Роднянская отмечает: «Жизненно-поэтическое мышление Лермонтова, с детства соприкасавшегося с религиозно-молитвенным обиходом в доме бабушки, было приобщено к кругу образов „Писания“ и христианского культа даже в большей мере, чем умозрение многих других крупных фигур романтизма».[2]. Наиболее показательные примеры роли библейской образности в творчестве поэта – поэмы «Мцыри» и «Демон», «Сказка для детей», его лирические шедевры, переосмысляющие молитву и т. п.

Тема и центральный образ поэмы М. Ю. Лермонтова «Демон» ориентирует читателя и исследователя на Библию, что и было неоднократно отражено в богатой научной литературе, посвященной поэме. «Поэма… основана на библейском мифе о падшем ангеле, восставшем против Бога… герой… как бы совмещает человеческие искания Фауста с мефистофельским отрицающим началом и с мятежностью героев Мильтона и Байрона»[3]. Такое видение опоры на Книгу книг (эпизоды о низвержении с Неба Денницы) и обозначенной литературной традиции (мистерии Мильтона и Байрона), безусловно, необходимо.

Однако существенно и иное. Собственно сюжетная основа, любовный конфликт не позволяют рассматривать «Демона» как философскую поэму по преимуществу [4], значительно обогащают схематически обрисованный выше мистериальный план. Достигнутый М. Ю. Лермонтовым многоплановый жанровый синтез [5] характерен для его романтизма [6], что побуждает еще раз обратиться к собственно библейской основе поэмы, более детально определить круг ее источников и функционирование библейских образов.

Сюжет поэмы о любви демона к земной девушке трактовался по-разному. Отмечалось влияние горского фольклора [7], с чем далеко не все исследователи согласились [8]. Как один из возможных источников сюжета обозначим также имеющую как минимум тематическое сходство с поэмой распространенную балладу «Демон-любовник». «Согласно А. Б. Фридману, древнейшая из записанных версий баллады относится к 1675 г. Баллада известна во многих вариантах, иногда в качестве демона-любовника выступает сам дьявол» [9].

Не отрицая возможного влияния на замысел поэта такого рода «бродячих» европейских сюжетов, тем более значимых, учитывая шотландские корни М. Ю. Лермонтова и, прежде всего, ту роль, которую он сам им придавал, обратимся к авторским планам и наброскам. Для них принципиально значимыми оказываются сфера церковной жизни и Библия.

Отмечалось, что «фабула „Демона“ формально наиболее близка» к средневековым «легендам о соблазнении монахинь дьяволом»[10]. В самом деле, «сначала намечен сюжет, в котором главную роль играет борьба демона с ангелом, влюбленным в одну смертную» [11]. На поиск собственно библейского варианта сюжета автор нацеливает в еще одном сохранившемся плане поэмы: «Демон. Сюжет. Во время пленения евреев в Вавилоне (из Библии). Еврейка. Отец слепой. Он первый раз видит ее спящую. Потом она поет отцу про старину и про близость ангела — как прежде. Еврей возвращается на родину. Ее могила остается на чужбине». По указанию комментаторов, «эта библейская интерпретация осталась неосуществленной» [12]. Как видно, сюжет написанной поэмы остался и здесь, в конечном счете, не проясненным.

Желание литературоведов и интерпретаторов непосредственно связать поэму с одним из библейских сюжетов иногда приводит к явным ошибкам. Так, в авторитетной «Лермонтовской энциклопедии» сообщается, что поэт использует мотив «любви „сынов Божиих“, ангелов, к „дочерям человеческим“ — Быт. 6:2» [13]. Речь идет об увеличении численности человеческого рода после рождения праведным Ноем сыновей Сима, Хама и Иафета. Как известно, «Сын Божий = второе лице св. Троицы, Господь Иисус Христос… В Писании сынами Божиими называются и все вообще верующие, христиане, разумеется, не по естеству, а по благодати» [14]. Таким образом, это никак не ангелы. Иначе все человечество – потомки не только Адама и, позже, Ноя, но и небесных бесплотных сил! Впрочем, оговоримся, что это место Библии традиционно считается одним из наиболее сложных для толкования. С ним связаны различного рода народные иудейские верования [15].

Между тем библейский сюжет о любви демона к девушке существует и содержится в книге Тов?т (ударение дается согласно церковно-славянской Библии). «Книга эта, хотя и неканоническая, отличается особенною назидательностью. Здесь ясно открываются премудрые и благие пути промысла Божия в нашей жизни, которых часто мы не примечаем, или видим в них одно стечение случайных обстоятельств. Здесь мы видим не видимое для нас благодетельное служение нам ангелов Божиих. Здесь мы видим поучительнейшие примеры добродетелей» [16]. Книга Товит «известна на разных языках, но первоначальным текстом ее признается греческий, семидесяти толковников… Не усвояя книге Товит канонического достоинства, церковь признает ее, однако, полезною для нравственного назидания. Амвросий Медиоланский написал сочинение „De Tobia“, в котором ставит эту книгу выше обыкновенных сочинений человеческих, как книгу пророческую (liber propheticus)» [17].

Подчеркнем, что неканоническая не значит апокрифическая. «Православная Церковь… почитает неканонические книги близкими по духу каноническим, составленными при свете книг богопросвещенных писателей, а потому высоко-важными и полезными; по св. Афанасию Великому, неканонические книги „назначены отцами для чтения новообращенным и желающим огласиться словом благочестия“. Такой высокий авторитет издавна принадлежал и доселе принадлежит в Христианской Церкви, в частности, книге Товита. …в древней Христианской Церкви книга Товит пользовалась общею известностью и высоким уважением, а в отдельных церквах имела даже богослужебное употребление наравне с книгами Священного Писания» [18].

Книга Товит, как и некоторые другие библейские книги подобные ей по более позднему времени их написания, входит не только в Септугианту [19] и церковнославянскую Библию, но и в Вульгату [20]. Отсутствует она только в сокращенной Библии протестантской традиции [21].

Согласно книге Товит, архангел Рафаил [22] (под видом благочестивого путника Азарии) помогает юноше Товии, который должен жениться на девушке из своего рода, избавиться от демона и спасти едва не изгнанную дочь Рагуила Сарру, предназначенную ему в жены Провидением. Непосредственным орудием изгнания злого духа стала совместная молитва новобрачных и каждение внутренностями (сердцем и печенью) чудесно пойманной огромной рыбы.

«Тогда юноша сказал Ангелу: брат Азария, я слышал, что эту девицу отдавали семи мужам, но все они погибли в брачной комнате; а я один у отца и боюсь, как бы войдя к ней, не умереть, подобно прежним; ее любит демон, который никому не вредит, кроме приближающихся к ней… Ангел сказал ему: разве ты забыл слова, которые тебе заповедал отец твой, чтобы ты взял жену из рода твоего? Послушай меня, брат: ей следует быть твоею женою, а о демоне не беспокойся, в эту же ночь отдадут тебе ее в жену… Когда окончили ужин, ввели к ней Товию. Он же идя вспомнил слова Рафаила и взял курильницу, и положил сердце и печень рыбы, и курил. Демон, ощутив этот запах, убежал в верхние страны Египта, и связал его Ангел» (Товит 6: 14–15, 16; 8: 1-2).

Книга Товит многообразно отразилась в европейской культуре, как церковной, так и светской, ее лица и события были вполне узнаваемы, их на протяжении столетий свободно интерпретировали (например, в живописи), применяли к новым контекстам. О ее роли в христианской культуре можно судить и по тому, что исключительно с ней связывается имя архангела Рафаила, «одного из семи высших ангелов, спутника Товии и благодетеля семейства Товита» [23].

Только там отмечается и имя «демона-ревнивца» — Асмодей (с евр. «губитель») [24]. «Не лишена… известной доли значения и попытка некоторых ученых… поставить в связь имя Асмодея с одним из злых духов или дев Авесты – aeshma – daeva, демоном плотской страсти, – так как именно таким, между прочим, выступает Асмодей в книге Товита» [25].

Напомним, что это библейское имя использовалось в русской литературе конца XVIII – начала XIX века, например, Д. П. Горчаковым, одним из ярких русских сатириков этой эпохи, членом «Беседы любителей русского слова». В сатире «Беспристрастный зритель нынешнего века» он пишет: «С болтливой госпожи пороков не снимай, А знай, Что врет она – пустые дудки; Бранить людей Из дружбы, ради шутки, То делает равно и дьявол Асмодей» [26]. Обобщающий смысл имя библейского демона приобретает в литературной критике середины XIX века, в статье М. А. Антоновича «Асмодей нашего времени», посвященной роману И. С. Тургенева «Отцы и дети». Асмодей у Антоновича, впрочем, – «поэтическое» именование дьявола [27], а по В. И. Далю, это «злой дух, соблазнитель, диавол, бес, сатана» [28]. В случаях, когда в культуре упоминается этот демон, оказывается востребованной, тем более для образованного и не в пример нашему времени знакомого с Библией читателя XIX века, и сама библейская книга Товит. Ср.: Асмодей, «по мнению позднейших евреев, главный из демонов, или царь демонов» [29].

Одна из важных молитв для келейного чтения православного христианина – о путешествующих – напрямую строится на обращении к книге Товит. «Путь и истина сый, Христе, спутника Ангела Твоего рабом Твоим ныне, якоже Товии иногда, посли сохраняюща…» [30] Значит, что о книге Товит, не представленной в современном богослужении, Лермонтову вполне могло быть известно и из церковных молитв, безусловно, интересовавших поэта, как в плане личностном вообще, так и в творческом в частности.

Книга Товит преломилась в западноевропейской литературе, например, включена в образную ткань романа Ф. Рабле «Гаргантюа и Пантагрюэль». В главе XVI третьей книги романа «О том, как Пантагрюэль советует Панургу обратиться к панзуйской сивилле» один из эпизодов комического характера строится с опорой на эту библейскую книгу: «И, может статься, человек тот был ангел, то есть посланник Бога, как, например, Рафаил, которого Бог послал Товиту. Слишком скоро царь его отверг, слишком поздно после раскаялся» [31]. В данном случае упоминается эпизод не об изгнании демона, а о том, как «спустившийся на землю архангел Рафаил указал целебное снадобье юноше Товии, благодаря которому слепой отец его Товит прозрел» [32].

Интересующий нас сюжет был использован и в русской литературе начала XIX века, пусть и в рамках эпизода, как составляющая развернутого сравнения. Встречается он в романе В. Т. Нарежного «Бурсак», опубликованном впервые в 1824 г. (в посмертном издании собрания сочинений 1835–36 гг. занимает первые два тома) и названном В. Г. Белинским «лучшим произведением» писателя: «Увы! – отвечала темная красавица, утирая слезы, – видно участь моя подобна жалкой участи дочери Рагуиловой, ибо и в меня влюбился злой дух, который сею ночью измучил до полусмерти жениха моего Товия».[33]

Библейский сюжет, в соответствии с художественными задачами писателя, сжимается до короткого эпизода и трансформируется в комическом ключе, оттеняя почти фарсовые сцены романа. Комизм состоит, в частности, в том, что мнимый новый Товия, вопреки библейскому источнику, пострадал от мнимого демона, в отличие от Товии подлинного, с помощью архангела демона изгнавшего. Тем не менее, мотив смертоносной любви демона к девушке сохраняется, через имена дочери Рагуила и Товия отчетливо дается и указание на его библейский источник. Кроме того, писатель вряд ли решился бы использовать этот мотив, да еще в юмористическом контексте, не будь он четко узнаваем, тем более, что книга Нарежного в изданиях первой половины XIX века не содержала привычных современному его читателю комментариев.

Этот эпизод, вполне в традициях Рабле, которого переводят в России с конца XVIII века, оттеняет комизм положений героев. Учитывая два издания «Бурсака» к середине 1830-х годов и известность произведений писателя, особенно после его, еще далеко не пожилого человека, смерти в 1825 г., выскажем уверенное предположение о том, что М. Ю. Лермонтов, автор непревзойденной прозы, обладавший широчайшим литературным кругозором, был знаком с этим романом.

Книга Товит вполне могла привлечь его через посредство Нарежного тем более, что вторая половина 1830-х годов – время коренной переработки поэмы [34], почти совпадающее с переизданием «Бурсака», случившимся двумя-тремя годами ранее. Внимание поэта к этому факту могло быть отвлечено его первой кавказской ссылкой 1837 года.

Развивая мысль о культурной значимости книги Товит, нельзя не обратить внимание на искусство западно-европейской гравюры середины XIX века. Из 240 иллюстраций к Библии Ю. Ш. фон Карольсфельда (1860) две посвящены книге Товит: «Молитва Товии и Сарры» и «Товия и Сарра после брачной ночи» [35]. Причем в левом верхнем углу первой изображен демон, которого держит и изгоняет ангел [36]. Также две из 230 гравюр Г. Доре (1864–1866 г.) на библейские темы связаны с этой книгой: «Ангел и Товия» и «Ангел Рафаил восходит на небо в виду семейства Товита» [37].

Все это позволяет сделать вывод о том, что книга Товит и библейский сюжет о «любви» демона к девушке и его изгнании были достаточно хорошо известны и неоднократно проявлялись в европейской культуре и, в частности, культуре начала и середины XIX века. Он вполне мог стать одним из источников классической лермонтовской поэмы.

Отсутствие прямого цитирования или устойчивых поэпизодных аллюзий при обращении к библейскому тексту — черта поэтического стиля Лермонтова и само по себе не может быть аргументом против предлагаемого сопоставления. Как считает И. Б. Роднянская, «тексты Лермонтова обнаруживают следы внимательного чтения библейских книг обоих заветов. Причем у Лермонтова сравнительно немногочисленны цитаты или аллюзии… В большинстве же случаев Лермонтов глубоко проникает в дух названных источников и напряженно переосмысливает те или иные эпизоды» [38].

Об этом говорят и некоторые основные мотивы, а также узнаваемый «дух источника» – Библии. Это: «любовь» духа зла к девушке, противостояние Демона и Ангела, включенное в поздние редакции убийство демоном жениха Тамары (в Библии их гибнет семеро), посрамление «духа злобы» в финале (в Библии он связывается ангелом).

Воплощение мотива «любви» Демона к Тамаре также точнее помогает понять библейский сюжет, представленный в книге Товит. Один из планов этого чувства – самообман духа зла, его чуть не погубившая девушку окончательно иллюзия о спасении через доступную лишь людям любовь.

Комментаторы Библии предпочитают не называть то, что движет Асмодеем, любовью. «Слова Товии о Сарре „ее любит демон, который никому не вредит, кроме приближающихся к ней“, – обыкновенно понимаются толкователями в смысле указания на то, что Асмодей воспламенялся нечистою любовью к Сарре (или даже имел плотское общение с нею) и как бы из чувства ревности и мести умерщвлял мужей ее прежде, нежели они были с нею, как с женою. Против такого понимания может говорить то обстоятельство, что… демон мучил Сарру (следовательно, не любил ее?), а по III, 14 (Товит 3: 14: „Ты знаешь, Господи, что я чиста от всякого греха с мужем…“ – В.С.) Сарра осталась целомудренною и девственною. Независимо от этого … мысль о том, что демоны или ангелы могут находиться в плотской связи с женщинами, в качестве народного верования, несомненно, существовала у евреев… а потому Товиею – человеком небогопросвещенным – могло быть высказано, особенно в качестве страха или догадки, суеверное мнение о плотской страсти Асмодея к Сарре. … действие Асмодея на Сарру выражалось в крайне мучительном, угнетенном состоянии Сарры, подобно тому, какое принес злой дух Саулу… побуждавшем ее бить служанок и даже доводившем ее до решения лишить себя жизни» [39].

Со смертью Тамары все иллюзии о сущности ее отношений с Демоном развеиваются. Демон показан как человекоубийца, от мнимой любви к девушке, противостоявшей бесовской силе почти до последнего мгновенья, не остается и следа:

Пред нею снова он стоял,
Но, боже! – кто б его узнал?
Каким смотрел он злобным взглядом,
Как полон был смертельным ядом
Вражды, не знающей конца, –
И веяло могильным хладом
От неподвижного лица [40].

Развенчание Демона, точное представление о нем, помощь Ангела-хранителя, к груди которого «прижалась» «Тамары грешная душа» – соответствуют духу и слову Библии и, в значительной степени, именно книге Товит.

Любопытно в этой связи взглянуть и на некоторые факты творческой истории поэмы. Так, поэт переосмысляет роль легенды о любви демона к монахине, одного из вероятных источников сюжета: Тамара оказывается в монастыре только после смерти жениха, а не сначала, как раньше. Это позволило включить мотив ревности Демона, убивающего жениха (что приближает сюжет к библейскому), и усилить степень скорби героини, а значит и мощи все же прельщающего ее Демона (усиливается романтический накал страстей).

Принципиально важным является и новый (7-й редакции) финал. Известные легенды и литературные источники (например, мистерии Байрона) не содержат, да и вряд ли могли содержать сцены, аналогичные эпизоду прощения Тамары после ее смерти.

Некоторой аналогией может быть здесь финал второй части «Фауста» И. В. Гете с прощением Богом главного героя, несмотря на сказанную им условленную фразу из договора с Мефистофелем. Но в отличие от довольно абстрактной мотивировки финала произведения Гете (неслучайно бес всячески возмущается таким решением Бога), между прочим, также продиктованного Библией – книгой Иова, мотивировка Лермонтова представляется более органичной. Она, надо признать, и более соответствует Библии, где победа над злом является основным содержанием, а не все же неожиданным, пусть и радостным, исключением.

Тамара, с учетом финала поздних редакций, предстает исключительной романтической героиней с высокой душой, умеющей по-настоящему любить. Именно так Ангел и объясняет Божию милость на частном Суде сразу после ее смерти:

«Но час суда теперь настал –
И благо Божие решенье! <…>
Ценой жестокой искупила
Она сомнения свои…
Она страдала и любила –
И рай открылся для любви!..» [41]

Эта любовь, которой Демон пытался воспользоваться, чтобы приобщиться через нее к сущему, героиню и спасает. В конечном счете, в частности, через Ангела-хранителя, спасает ее именно Бог-Любовь. Такова важная составляющая идеи поэмы Лермонтова-романтика, на первый взгляд, неожиданная для автора многих произведений – повестей в стихах, поэм, в которых, по словам А. С. Пушкина, «от судеб защиты нет». Художественно убедительное воплощение такого «спасенья» могло быть подсказано только Библией.

Отмеченный библейский сюжет из книги Товит имеет явную типологическую связь с сюжетом лермонтовской поэмы «Демон». Вероятнее всего, он повлиял на поэму и непосредственно, не только при воплощении ее событийного ряда, но и — самое главное — при его переосмыслении, включающем посрамление демона и спасение души героини.
__________________
Примечания

[1]. См.: Лермонтовская энциклопедия. М., 1981. С. 59–61; 464–465 и др.
[2]. Там же. С. 59.
[3]. Там же. С. 130.
[4]. Пульхритудова Е. «Демон» как философская поэма // Творчество М. Ю. Лермонтова. 150 лет со дня рождения. М., 1964.
[5]. Напомним, что авторское жанровое определение поэмы «Демон» — «восточная повесть».
[6]. Удодов Б. Т. М. Ю. Лермонтов. Художественная индивидуальность и творческие процессы. Воронеж, 1973.
[7]. Андронников И. Л. Лермонтов. Исследования и находки. М., 1967. С. 249–260.
[8]. См., например, известные работы Д. А. Гиреева.
[9]. Эолова арфа. Антология баллады. М., 1989. С. 610.
[10]. Лермонтовская энциклопедия. М., 1981. С. 135.
[11]. Лермонтов М. Ю. Полное собрание сочинений. Т.4. М., 2000. С. 471.
[12]. Там же. С. 472.
[13]. Лермонтовская энциклопедия. М., 1981. С. 135.
[14]. Дьяченко Г., протоиерей. Полный церковнославянский словарь. М., 1993. С. 697.
[15]. См.: Толковая Библия. Стокгольм, 1987.
[16]. Библейская энциклопедия. М., 1990. С. 701–702.
[17]. Энциклопедический словарь. Репринтное воспроизведение издания Ф. А. Брокгауз – И. А. Ефрон. Т. 65. М., 1993. С. 403–404.
[18]. Толковая Библия. Т. 3. Стокгольм, 1987. С. 324–325.
[19]. Septugianta. Stuttgart, 1979. S. 1002–1039.
[20]. Biblia sacra. Iuxta vulgatum versionem. Stuttgart, 1983. S. 676–691.
[21]. См., напр.: Holy Bible, New International Version. London – Sydney – Auckland – Toronto, 1992.
[22]. С евр. «врачевание Божие».
[23]. Дьяченко Г., протоиерей. Полный церковнославянский словарь. М., 1993. С. 546.
[24]. Там же. С. 26.
[25]. Толковая Библия. Т. 3. Стокгольм, 1987. С. 338.
[26]. Сатира русских поэтов первой половины XIX века: Антология. М., 1984. С. 47.
[27]. См.: Роман И. С. Тургенева «Отцы и дети» в русской критике. Л., 1986.
[28]. Даль В. И. Толковый словарь живого великорусского языка: В 4-х т. Т.1 М., 1994. С. 68.
[29]. Библейская энциклопедия. М., 1990. С. 66.
[30]. Полный православный молитвослов для мирян и Псалтырь. М., 2001. С. 553.
[31]. Рабле Ф. Гаргантюа и Пантагрюэль. М., 1991. С. 325.
[32]. Там же. С. 733.
[33]. Нарежный В. Т. Собр. соч.: В 2-х т. Т. 2. М., 1983. С. 108.
[34]. В 1838 г. были созданы три новые редакции поэмы. См., напр.: Андронников И. Л. Примечания // Лермонтов М. Ю. Собр. соч.: В 4-х т. Т. 2. М., 1983. С. 497. Согласно седьмой редакции «Демона» конца 1838 года, Ангелу-хранителю удается отстоять душу Тамары после ее смерти, в отличие от ранних редакций, когда Демон уносит душу героини в ад и «улыбкой горькой» упрекает Ангела.
[35]. Карольсфельд Ю. Ш., фон. Библия в иллюстрациях. Гравюры на дереве. Корнталь, 2002. С. 156–157.
[36]. Васильев С. А. Поэма М. Ю. Лермонтова «Демон»: библейский сюжет и его трансформация // Гуманитарные науки и православная культура. М., 2004.
[37]. Библейский альбом Гюстава Доре. М., 1991. С. 110–111.
[38]. Лермонтовская энциклопедия. М., 1981. С. 59
[39]. Толковая Библия. Т. 3. Стокгольм, 1987. С. 346.
[40]. Лермонтов М. Ю. Собр. соч.: В 4-х т. Т. 2. М., 1983. С. 71.
[41]. Там же. С. 72.
Поделиться: